ЕВГЕНИЙ РУДЕНКО
главный редактор журнала
«Теленеделя-Одесса»

С наступлением весны, особенно накануне и в первые дни после очень женского дня 8 марта, все мы – мужчины – бываем на редкость галантны. Мы осыпаем своих «принцесс», «фей» и «заек» цветами, стараемся быть безупречно учтивыми, клянемся в вечной любви и... нет-нет, да и вспоминаем уголком памяти свои первые амурные истории и, конечно же, свою первую мальчишескую любовь. До чего ж забавные эпизоды всплывают! Моя история – об одном из них.

Хорошо помню, как в пятом классе со мной решила подружиться одна девочка. Благодаря своему внушительному росту (а была она в те годы головы на две выше любого из мальчиков-одноклассников) и таким же внушительным «габаритам», девочка-переросток пользовалась авторитетом даже у отпетых школьных задир. А памятуя совсем недетское упрямство и зачастую радикальный нрав Алены Сорокиной (именно так звали героиню этой истории), весь класс знал – уж если захотела чего-то девчонка – в лепешку раздавит, но своего добьется.
В тот день я, как обычно, спешил домой после уроков. Вдруг заслышал за спиной томные шаги. Обернулся – Сорокина.
– Сегодня ты будешь провожать меня до подъезда и нести мой портфель, – сказала она, как отрезала.
– Фиг тебе, дылда! – пискнул я, даже не подозревая о всей серьезности намерений со стороны «слабого пола».
Шла пышная Архангельская зима. Смахнув большущими рукавицами снежинки со лба, в которых обычно на подледный лов мужики ходят, Сорокина то ли раздосадованно, то ли воинственно крякнула. Затем – обхватила меня обеими руками, перевернула вверх тормашками и с легкостью воткнула шапкой-ушанкой в ближайший сугроб – словно флаг на северном полюсе водрузила.
Так продолжалось несколько дней. Сорокина неизменно догоняла меня после школы, требовала «взаимности», а заслышав отказ, проделывала все тот же трюк с сугробом и моей головой хорошиста. В школе о неординарности нашего «романа» уже складывали легенды. А дома меня, заснеженного, встречали смешливые взгляды мамы и бабушки. Отряхивая «казанову» в прихожей, домочадцы, едва сдерживая смех, непременно цитировали киноклассику:
– Кака любовь?
– Така любовь!
Впрочем, мне было не до смеха. В голове зрел план мести. Очень уж хотелось поквитаться с моей «укротительницей»! И вот день расплаты настал. Шел урок математики. Незаметно подкравшись к обидчице сзади, я привязал к стулу, на котором сидела Сорокина, ее длинную косу (а уж она, поверьте, была под стать росту своей хозяйки). К счастью, учительница не заставила себя долго ждать:
– К доске пойдет... Алена Сорокина!
Слова математички были для меня слаще дефицитного по тем временам «Байкала». И когда над партами грузно поднялся могучий силуэт моей «пассии», а на ее шикарной косе, словно, игрушечный, запрыгал подвешенный стул, класс ахнул. Сорокина, похоже, не сразу поняла, в чем дело. И даже не потрудилась тут же отцепить стул – еще какое-то время так и гналась за мной по школьному коридору с громыхающим грузом на косе – как полуторка с прицепом. Я же бежал окрыленный, со вкусом победы на губах! Кажется, так и домчался до самого дома – в лютый мороз в одном форменном пиджаке.
А на следующий день меня и маму вызвали в школу. Директор Алевтина Емельяновна строго спросила:
– Зачем одноклассницу обидел, Руденко?
Взглянув на серьезную маму, я все же заметил смешливые искорки в глубине ее глаз.
– Не обижал я одноклассницу, Алевтина Емельяновна, – помню, ответил я.– Просто... Така любовь!