Александр Малин, в недалеком прошлом – вице-губернатор и первый замминистра инфраструктуры, поделился своим видением проблем по вопросам предвыборной полемики, власти и ее компетенции.

Говорили и о том, что происходит в сфере высшего образования, поскольку он преподает в Одесском национальном политехническом университете. А главное - мы обсудили с Александром Львовичем, который сегодня вплотную занимается ресторанным и гостиничным бизнесом, как карантин повлиял на положение дел в данной сфере.

– Александр Львович, в разгаре – избирательная кампания, а Вам не предлагали вступить в какую-либо партию, участвовать в предвыборной гонке?

– Предлагали. С этого начинались все звонки определенного круга моих знакомых. Я сказал, что давно победил в своем маленьком одномандатном многонациональном округе – в моем бизнесе, и меня давно все устраивает. Я не планирую участвовать в выборах.

– В чем их интерес, на Ваш взгляд, и почему Вы в свою очередь отказываетесь?

– Думаю, что я их интересую больше как человек, который может заплатить определенные деньги за место в списке. Половина проектов, которые участвуют в местных выборах, являются коммерческими, потому что есть достаточно людей, готовых заплатить за непонятные места в непонятных списках. Товаром являются также члены комиссии по квоте зарегистрированных политических партий. Это бизнес.

Что касается меня, то я не вижу себя в органах местного самоуправления, скажу честно, хотя есть много нереализованных идей. И нет таких партий идеологических, чтобы я понимал их программу и хотел ее поддержать. У нас вообще с идеологическими партиями плохо. По большому счету, только коммунистическая партия была идеологической, не в смысле формы, в которой она вела свою деятельность, а в том смысле, что у них сразу все понятно и структурировано, и на все принципиальные вопросы есть свои ответы. Все остальные партии у нас конъюнктурные, вождистские, проектные и временные. Раз – звездочка засветилась, погорела, погасла, упала. Всё зависит исключительно от срока годности лидера этой партии.

– Можно по секрету, кто Вами интересовался?

– Почти что все участники этого забега. Я изначально дал в информационную среду месседж, что я в выборах не участвую и платить за место в списках каких-либо партий не собираюсь. Поэтому этот процесс и прекратился. Всем, с кем пришлось вести переговоры на эту тему, я задавал один вопрос: а зачем мне это нужно?

– Странно. Я бы на их месте первые ряды укрепила авторитетными и умными, а вот «хвост» стала бы продавать. Как Вы считаете?

– «Хвост» списка плохо продается, хорошо продается первая десятка мест. Если мы говорим о партии, которая теоретически может преодолеть 5% барьер, то это 3-4 мандата. А борьба за победу на округе в условиях нового избирательного кодекса – это лотерея. После 2010 года, когда я завершил политическую карьеру руководителя штаба кандидата в президенты Яценюка, я потерял вкус к политической деятельности. Спрашивается: а что еще может депутат? Выражать свою точку зрения? Но сегодня настолько открыты различные каналы коммуникации, что любой гражданин может ярко и громко высказать свое мнение по любому вопросу. Есть много приличных людей, которые на сегодня остались и в депутатском корпусе, и среди руководства города, с кем я могу поговорить. Если есть какая-то идея или мысль, я прихожу без корысти со словами: «Мне лично ничего не нужно, вот есть такая идея». С такой фразы я начал знакомство с нашим новым губернатором, но, к сожалению, несмотря на мою продолжительную педагогическую карьеру, вынужден был отказаться от безнадежных усилий помочь. Бывают люди, которые к той или иной роли просто не приспособлены.

– А как насчет возвращения на госслужбу, хотели бы?

– Можно было бы сейчас вернуться. Но, во-первых, должна быть команда единомышленников, объединенных программой, с пониманием, кто что делает, к чему мы стремимся и в какой форме, какие потери мы понесем в части народной поддержки, проводя в жизнь непопулярные, но необходимые решения. Во-вторых, мы должны учитывать мотивационный материальный фактор, который и должен избавить чиновника от соблазнов, потому что когда в распоряжении человека миллионы, а также всевозможные государственные активы и имущество, но он при этом получает копеечную заработную плату, то это просто цинизм и провокация коррупции.

В 2005 году, до прихода в госслужбу, я зарабатывал примерно 150-200 тысяч долларов в год. Сегодня я не в госслужбе и зарабатываю 250-300 тысяч долларов год. Денег должно быть столько, сколько можешь потратить с удовольствием. На сегодня идти в госслужбу – это менять физиологический образ жизни, а это определенная жертва, и нужно понимать, ради чего, если нет финансовых или других мотиваторов. Сегодняшнюю ситуацию в госслужбе я бы охарактеризовал старой одесской шуткой: «Ни украсть, ни покараулить».

– В настоящий момент Вы являетесь преподавателем Одесского политехнического университета. А почему вдруг пошли преподавать?

– Мое первое образование – педагогический институт. Я успел год в советской школе поработать, и сейчас преподаю в институте. Поэтому с точки зрения технологий передачи информации группе людей у меня нет никаких проблем. Кроме того (за исключением первого года, когда я преподавал предметы общего характера – «Экономику предприятия», например), я ушел в свою узкоспециализированную нишу и преподаю сегодня два предмета – «Экономика отельно-ресторанного дела» и «Технологии отельно-ресторанного дела». Собственно говоря, я передаю детям абсолютно доброкачественный материал, за который я заплатил деньгами, совершая ошибки, недозарабатывая или неся какие-то убытки в бизнесе. Я внимательно вычитал все, что предлагает учебно-методическая литература с грифом «Рекомендовано Министерством образования и науки» по этой теме, и понял, что было бы разумнее запретить студентам пользоваться этими учебниками, потому что их  писали люди, которые к сферам общепита и гостеприимства имеют очень слабое отношение даже как клиенты.

malin1

– Студенты Вас любят?

– Надеюсь, что да.

– А Вы их?

– Мне их искренне жаль, потому что у 80% первого курса – это немотивированный профессиональными предпочтениями выбор профессии. Либо мама посоветовала, либо еще циничнее – смотрели, куда они пройдут по проходному баллу по результатам ВНО. Поэтому у нас сегодня токарей 6-го разряда днем с огнем не сыщешь, а специалистов в международных экономических отношениях выстраивается очередь. Мне их жаль, потому что очень мало преподавателей-прикладников, имеющих современный и профессиональный опыт, связанный с тем предметом, который они пытаются преподавать. Если мы говорим о высшей математике, то здесь все понятно, а с прикладными предметами – проблема. И сегодня не очень помогает чтение западных книг, потому что их опыт по прикладным дисциплинам все реже и реже применим в нашей стране. У нас иная идеологическая матрица, по которой деньги превращаются в товар и обратно. У нас примитивный первичный рынок, мы не имеем фондового рынка, рынка заимствований и у нас отсутствуют рычаги государственного стимулирования.

– Ваша семья проживает здесь, в Украине?

– Да, у меня сын – совладелец довольно успешного адвокатского объединения в Украине, и, несмотря на то, что у нас есть вид на жительство в Германии и есть там своя жилплощадь, я люблю Одессу. Мне тяжело вписаться в ту культурно-идеологическую среду, мне трудно даются иностранные языки, я некомфортно себя чувствую в незнакомой языковой среде. Сын владеет немецким в совершенстве, но он тоже видит себя в Украине, хотя присутствуют разочарования, которые иногда наталкивают-таки на мысль все оставить и уехать.

– Чем Вы занимаетесь, кроме преподавательской деятельности?

– Отельный и ресторанный бизнес, компания инжиниринговых услуг, которая обслуживает более 500 объектов по стране. Люблю, когда бизнес широко диверсифицирован, мы постоянно из кризиса одной отрасли переходим в другой и, таким образом, в кризисные времена есть возможность балансировать. Есть участие в IT-бизнесе, я участвовал в проекте по разработке программных продуктов в не родившемся пока проекте электронного билета в Одессе, который так и не получил старт в нашем городе из-за политико-конъюнктурных соображений, зато получил свою реализацию в Киеве и в Хмельницком.

– Как в целом сейчас чувствует себя гостиничный бизнес, и как он переживает карантин?

– Есть общие проблемы для любого бизнеса в стране. Это фискальная политика, контрольно-проверочная деятельность организаций, на которые возложены законом эти функции и т. д. Сегодня, если вести отельно-ресторанный бизнес без оптимизационных ухищрений, в соответствии с законодательством, то бизнес даст однозначно отрицательный результат. Поэтому используются допускаемые законом схемы оптимизации. На Западе есть вспомогательные инструменты, но там базовая система налогообложения гармонична. Кредитный ресурс в Германии – 2%, а заработок – 6-7%. У нас же очень высокие процентные ставки и по отношению к бизнесу не гармонизирована система налогообложения.

Гостиничный бизнес пострадал отчасти в тот период, когда были попытки ограничения перемещения в регионе. Совершенно глупая история, когда решили, что отелям нельзя работать и в апреле-мае. К нам приходили проверяющие с вопросом: «А у вас что, отель работает? Нельзя!». «А где это написано?» – отвечал им я. Они доставали текст постановления Кабинета Министров и зачитывали до слов, что хостелам нельзя работать. «Так мы не хостел», – говорю им. «А что, это не одно и то же?» – переспрашивали они. Приходилось объяснять, что такое хостел, а что такое отель. Тем не менее, наплыв туристов был, потому что к летним выходным, когда прибавился еще праздничный день, у нас в субботу последний шезлонг продался в 8:05 утра. И это действительно была очередь за местом под солнцем.

– А как у нас обстоят дела с ресторанами? Есть потери, обусловленные карантинными ограничениями в их работе?

– Ресторанный бизнес в Одессе делится на два вида: всесезонный, у которого есть среднегодовой посетитель, средний чек и т. д., и тот, который ориентирован на заработки с мая по сентябрь. Я никогда не скрывал, что открыл ресторан 1 мая этого года, и, будучи ученым-правоведом, кандидатом юридических наук, отдавал себе отчет, что все решения и постановления Кабинета Министров Украины без введения чрезвычайного положения в стране нарушают мои конституционные права. Мой сын, который является адвокатом и обслуживает нашу организацию, сказал мне: вы работайте, а я буду судиться, если что. Позже Конституционный суд подтвердил нашу правоту. Безусловно, боязнь посещать рестораны была, люди, которые не так хорошо ориентируется в юриспруденции, опасались, ходила полиция и другие организации, которые составляли протоколы и действовали на психику. Но какие-то понесенные убытки возместились в июле-августе колоссальным наплывом туристов, которые не имели возможности выехать за рубеж, и для которых Одесса стала почти безальтернативной.

Даже наши потери, понесенные в сегменте Event, когда мы потеряли свадьбы, выпускные вечера, возместились сторицей наплывом туристов, которые проживали в отеле, посещали рестораны. Конечно, есть глубокая разница в процентной доходности между заведениями первой линии и всеми остальными, но мы общаемся в общем чате со всеми ресторанами Одессы, делимся впечатлениями и консультируем друг друга по разным вопросам. Так вот, сезон в целом был тяжелым, мы не были готовы к такой ситуации, и стратегию развития приходилось менять каждый день, в зависимости от обстоятельств. Например, что надо было делать тем, у кого нет летней площадки и нет физически условий для ее организации? А ведь основная часть заведений поддерживает высокий уровень и популярность у своих посетителей именно руками конкретных работников – это повара, официанты и т. д., поддерживающие определенный уровень обслуживания. Если не можешь работать полноценно, то должен закрыться, ты не можешь платить зарплату этим людям. Кто-то мог какой-то период, имея запас прочности и принося деньги из дома, содержать свой коллектив, а кому-то приходилось увольнять людей без содержания. Поэтому очень многие, безусловно, пострадали.

– Какие отрасли экономики в условиях перманентно действующего карантина чувствуют себя, по-Вашему, хорошо, сносно или плохо?

– Карантин, по большому счету, повлиял только на те отрасли, которые связаны с массовым скоплением людей, и то не на все. Супермаркеты и торговые центры не все пострадали. Покупательская способность осталась высокой в части предметов первой необходимости, кризис на них практически не отобразился, люди стали воздерживаться от покупки предметов не первой необходимости.

Бизнесы транспортной сферы тоже не получили какого-то ущерба. В порту стивидорные компании по-прежнему обеспечивали перевалку грузов. Их ограничения коснулись в том, что работодатели понесли дополнительные расходы на организацию противоэпидемиологических мероприятий – имеется в виду покупка хороших респираторов. Они были заинтересованы покупать не простую ватно-марлевую повязку, а хороший респиратор, чтобы не заболели высококвалифицированные грузчики и их бизнес не понес убытки. Вкладывали в антисептики, постоянное медтестирование, и многие компании оптом закупали за рубежом эти тесты, договаривались с лабораториями, для того чтобы обеспечить мониторинг своих ключевых сотрудников. Поэтому они в меньшей степени пострадали.

– Как Вы считаете, мы привыкли к карантинным мерам?

– Я много путешествую и хочу отметить, что представители стран Юго-восточной Азии все эти годы в местах массового скопления людей находились в масках, это часть их культуры и личной гигиены. Думаю, что это правильно, и это исключительная мера, чтобы себя максимально обезопасить от возможности заражения гриппом или другими вирусными заболеваниями, передающимися воздушно-капельным путем. Сегодня и мы приобщаемся к этой культуре. Думаю, нам с этим жить придется долго, пока изобретут вакцину, лекарства, и я не испытываю оптимизма, что это будет в конце этого года или в начале следующего.

– Вы будете вакцинироваться, когда появится вакцина?

– Сложно сказать. В моем круге общения есть вирусологи и микробиологи. Они живут и работают в Израиле, США и Германии. У них есть свой профессиональный взгляд на этот вопрос. Будет необходимо, я проконсультируюсь с ними и тогда приму решение.

– Сегодня остро стоит вопрос взаимодействия государства и бизнеса. Аграрии в условиях засухи просят поддержки – поддержки нет. Малый бизнес вместо налоговых каникул и т. д. получил повышение налогов. Это намеренное игнорирование проблем бизнеса или неумение решать вопросы большой страны?

– Я невысокого мнения о компетентности нынешней власти, однако, при этом есть власть и есть аграрный сектор. Давайте выстраивать честные взаимоотношения. Агросектор говорит государству: «У нас есть проблема, дай нам денег». Государство, принимая авторитетное взвешенное решение, каких денег дать и на каких условиях, должно изучить вопрос и задаться вопросом: а что мы получаем от агросектора? Вот ему сейчас плохо, мы ему постараемся помочь. Но госбюджет – это не касса взаимопомощи. Хотя здесь могут быть разные мотиваторы. Например, обеспечение продовольственной безопасности страны. Хорошо, а как это гарантирует государство, у нас разве есть обязательная квота для каждого производителя сельхозпродукции, которую он не должен экспортировать, а сдавать в госрезерв? Нет. Налогообложение у них самое льготное. О махинациях, которые производятся с НДС на сельхозпродукции, не знает только ленивый. Количество наличности, которая крутится в этой сфере, – оно даже методическому подсчету не поддается. Да, есть агрохолдинги, которые ведут свой бизнес довольно прозрачно, но они не особо и за помощью обращались. А средний и мелкий бизнес, если не собрал урожай, он его не продаст и у него не будет средств провести обработку земли, применить определенные удобрения, не будет посевного материала и возможности закрыть кредит. Но если он работает первый, второй или третий сезон – это еще понятно, а если 10-15 лет и у него нет запаса хотя бы плюс один сезон? У каждого бизнеса есть свои риски, которые должны быть просчитаны и спрогнозированы. Самый большой риск сельского хозяйства – это и есть погода. Поэтому, почему им должна быть поддержка? Разве другие сферы бизнеса, которые пострадали из-за пандемии и честно старались зарабатывать, платить налоги и выплачивать зарплаты своим работникам, не заслужили господдержки? У государства сегодня нет денег, совсем и безвозвратно. Мы эту точку невозврата между долгами и возможностью их покрыть уже прошли.

– Мы все время катимся вниз и одну за другой проходим точки невозврата. А есть перспектива когда-то достигнуть уже точки подъема?

– Точка подъема всегда следует за точкой падения. Это теория экстремумов, это высшая математика и ее отменить нельзя, независимо от политической принадлежности того, кто сейчас у власти. Вопрос в другом: как будет выглядеть страна на момент, когда появится рыночный потенциал вот этой точки подъема. Та ли это еще будет страна? Посмотрим!

Автор: Елена Гетьман.