«Теперь в море ни ногой»
Год спустя выжившие в кораблекрушении боятся ходить в море и ищут работу на берегу. Так, судовой кок Александр Колотун рассказал, что сменил палубу на твердую землю и сходить с нее не намерен.

– Я сейчас в Закарпатье, работаю шеф­поваром в одном из местных ресторанов, – говорит Александр. – Недавно хотел записаться в рейс, но перед самой отправкой вспомнил, как чуть не погиб в ледяной воде, и в последний момент одумался. Впрочем, суша – сушей, а в море тянет. Может, все же пойду в рейс весной или летом.

Хотя если кок Александр и решится отправиться в плавание, сделать это будет непросто. Говорит, что когда в крюинговых компаниях узнают, что он – один из выживших с «Волго­Балт 199», то наотрез отказываются заключать с ним контракт.

– Не знаю, с чем это связано, – сетует Колотун. – Может, оно и к лучшему, так как мой отец против этого. С него хватило инфаркта, когда пришло ложное сообщение о моей гибели...

Нет тяги к морю и у матроса Александра Ермишина, который уцепившись за бревно, три часа провел в открытом море. В первое время после ЧП он собирался в следующий рейс – семью­то нужно кормить, но теперь изменил решение.

– Работаю в строительной сфере, живу вместе со своей бывшей женой и ребенком, – говорит он. – Документы решил не восстанавливать. Тот первый рейс стал для меня последним.

Ермишин периодически встречается с четвертым выжившим – электриком Игорем Караджовым. Пока парень работает на стройке, но вскоре думает отправиться в море.

– Хочешь – не хочешь, а мне нужны деньги, – говорит он. – Но теперь на «Волго­Балты» ни ногой. Любое другое судно, но не они.
Единственный из выживших, кто сразу решился плавать дальше – россиянин Мурат Кулбараков. Старший инженер на днях возвращается из рейса, где ходил на таком же «Волго­Балте», даже контракт с той же фирмой заключил.

«Поняла сразу – дед не вернется»
Выжившие получили от измаильской компании­оператора судна Valship LTD по пять тысяч долларов морального ущерба, также им полностью выплатили зарплату и компенсацию за утерянные вещи – по 300­500 долларов на человека. Однако, как говорят моряки, все документы им пришлось восстанавливать самостоятельно. Изготовление копий обошлось им в районе 500­700 долларов.
– У компании с нами было устная договоренность, которую они выполнили, – говорит Караджов. – Понятное дело, если бы владельцами были иностранцы, то размер компенсации был бы гораздо больше.

Что касается семей погибших, то компенсацию выплатили только близким тех, чьи тела нашли. Так, спустя два месяца после катастрофы, нашли труп второго инженера Игоря Душакова.

– Парня было сложно опознать, это сделали лишь по личным вещам. Хоронили его в закрытом гробу, – говорит Ермишин. – Остальных до сих пор не нашли.

Пропавшими без вести считаются старший помощник Игорь Иваха, второй помощник Вадим Кирилов, третий инженер Камиль Самаев, моторист Павел Паску, матрос Александр Торган. Неизвестна также судьба капитана сухогруза, 62­летнего одессита Василия Царюкова. В его семье уже смирились с тем, что мужчина не вернется.

Александр Ермишин с семьей.

– Все моряки говорят, что погибнуть в море – это большая честь, может, это и правда, но это такая внезапная потеря, – считает внучка капитана Анна Скляренко. – Дедушка всегда с грустью относился к расставанию с нами. О катастрофе я узнала по радио, когда ехала в маршрутке и сразу поняла, что он не вернется домой. Во­первых, он не такой человек, чтобы бросить неопытный экипаж на старом судне, а во­вторых, он не мог выдерживать такие физические нагрузки, как молодые моряки...

По словам внучки капитана, Василий Царюков отправлялся в рейсы, чтобы обеспечить семью. Ему нужны были деньги на осуществление давней мечты – постройку загородного дома, где он с женой хотел вдвоем коротать свою старость. Чтобы приобщить внучку к своему делу, мужчина устроил ее юристом в крюинговую компанию.

Александр  Колотун стал  поваром в ресторане.

Могилы у капитана нет, в церкви советуют в таком случае опускать венки в воду. Девушка считает, что тело ее дедушки до сих пор находится в одной из кают затонувшего сухогруза. При этом, по ее словам, ни турецкие, ни украинские власти не хотят поднимать судно со стометровой глубины. Единственное, что получила семья, так это 20 тысяч долларов компенсации по страховке. Судиться и искать правды он не хотят – считают, что погибших это не вернет.

– После гибели деда мое отношению к морю кардинально изменилось, – говорит Аня. – Теперь если мне плохо, то я иду на берег и смотрю на волны. Это успокаивает меня.

 Игорь Каражов.

Автор: Денис КОРНЫШЕВ