В Одессе на территории морвокзала открылась выставка «Блокпост памяти», на которой представлены материалы поисковой миссии «Эвакуация-200», сформированной из сотрудников Национального военно-исторического музея.
Это – фотографии погибших в зоне АТО, их вещи, краткие биографии. Рядом стоят снарядные гильзы, иконы, фото с боев.
Читаю краткую справку у каждой фотографии – родился там-то, погиб там-то, осталось столько-то детей, награжден посмертно – это не у каждого. И фото – улыбчивые и серьезные лица, шеврон батальона. Много добровольцев из батальона «Миротворец», есть и «Донбасс», и «Айдар».
В каждой коробке – что-то личное: патроны, книги, пулеметная лента, Библия, мыльница, клочки бумаг, остатки паспортов. Точно…
Паспорта мы во время своих военкорских командировок в АТО постоянно держали «на теле» – в кармане или еще где. Если убьют, и не полностью обгоришь, хоть опознают тебя. Кто-то и военный медальон тогда делал себе, но я на это не решился – плохая примета. А тут – под стеклом синий рваный паспорт – тоже на теле человек носил, чтобы опознали. У одного «айдаровца» еще «молоткастый» советский паспорт и рядом бумага – на медаль от «благодарного афганского народа». Воин-интернационалист, значит. Прошел Афган и упокоился на Донбассе. Таких в 2014-м было много. Мальчишки и старики ехали за свои деньги на войну – с горящими глазами и твердыми убеждениями. Там и полегли. Других потом с плена вызволяли. К добровольцам на таких войнах относятся плохо, и пленный из «Донбасса» или подобного бата не мог рассчитывать на снисхождение.
Рядом – фото парня в десантной форме. От него остались мыльница и зубная паста, бритва, телефон и очки. Судя по набору, все это взято из дому или из казармы – видно сильно обгорел или, когда нашли тело, уже ничего там особо не осталось.
Дальше – от человека остались значок ВДВшника, гильза и фотографии с ним еще живым. Почти все погибли летом и осенью 2014 года – многие при выходе из Иловайска. Есть и киборг, и убитый под Зайцево, и один, нашедший покой у Широкино. Но в основном – лето и осень 2014 года.
Читаю скупые строчки описания –«убит в бою на переезде у трех «соседей», одно описание на троих – «полегли вместе»…
Я вспоминаю те места – степь, поля, в них терриконы – земляные холмы из породы, поднятой при строительстве шахт. Иногда на терриконе что-то отсвечивает, и непонятно, брошенная это кем-то на вершине бутылка или снайпер готовится. Как-то, заглохнув под Старобешево, мы минут 40 торчали на виду у такого террикона и гадали, подстрелят или нет. Машина наша «кипела», в поле с подсолнечниками сойти и поваляться нельзя – даже на обочине могли быть мины. Поэтому мы перешли под какое-то дерево и там и прятались. В итоге я сообразил посмотреть на верхушку террикона с помощью своего «дальнобойного» объектива – никого живого там не было.
Гражданские водители проскакивали опасные участки на скорости в сотку – считается, что снайпер не сможет так попасть в машину. А тут – на переезде группу положили из засады. Притормозили, видимо. По списку, потери в ходе боя то ли 12, то ли 13 человек. Наверняка, кто-то истек кровью в поле, не дождавшись помощи. А то и сам уполз, обливаясь кровью, в кукурузу, чтобы не сдаться.
Я вспоминаю поездки в прифронтовой полосе и нейтралку на закате – в это время легко напороться на чью-то диверсионную группу или мародеров. Грохнут как одни, так и другие – можешь даже не разобрать, кто. Убьют тебя или по глупости или чтобы захватить машину. И за пару суток в мозг въедается привычка – сидя рядом с водителем и работая «штурманом», ты не отрываешь глаза от кустов с обеих сторон впереди – что там мелькнет или блеснет. Привычка эта остается еще на несколько дней после возвращения в Одессу – и ты старательно мониторишь «зеленку» из окна маршрутки.
Следующий стенд – остались кусок телефона и складной нож. Погоны, шевроны, наручные часы… Бурых пятен нет – похоже, что-то отмыли, а что-то действительно из дому или казармы.
Фотографии по верхам – поля, сожженные колонны.
Экспозиция завершается – последний портрет. В полумраке тихо ходят две бабушки, смотрят фото и обсуждают, что совсем молодых ребят убили. На противоположной стороне Морвокзала – выставка картин. А тут – мертвецы. И табличка на ящике – «Неизвестный боец. Погиб в зоне АТО–3277». У этого и фотографии не осталось.
С той стороны Морвокзала – жизнь и красота. В этом – остались фотографии, мыльницы, зубные щетки и запах смерти лета 2014 года.
Автор, фото: Максим Войтенко.
Это – фотографии погибших в зоне АТО, их вещи, краткие биографии. Рядом стоят снарядные гильзы, иконы, фото с боев.
Читаю краткую справку у каждой фотографии – родился там-то, погиб там-то, осталось столько-то детей, награжден посмертно – это не у каждого. И фото – улыбчивые и серьезные лица, шеврон батальона. Много добровольцев из батальона «Миротворец», есть и «Донбасс», и «Айдар».
В каждой коробке – что-то личное: патроны, книги, пулеметная лента, Библия, мыльница, клочки бумаг, остатки паспортов. Точно…
Паспорта мы во время своих военкорских командировок в АТО постоянно держали «на теле» – в кармане или еще где. Если убьют, и не полностью обгоришь, хоть опознают тебя. Кто-то и военный медальон тогда делал себе, но я на это не решился – плохая примета. А тут – под стеклом синий рваный паспорт – тоже на теле человек носил, чтобы опознали. У одного «айдаровца» еще «молоткастый» советский паспорт и рядом бумага – на медаль от «благодарного афганского народа». Воин-интернационалист, значит. Прошел Афган и упокоился на Донбассе. Таких в 2014-м было много. Мальчишки и старики ехали за свои деньги на войну – с горящими глазами и твердыми убеждениями. Там и полегли. Других потом с плена вызволяли. К добровольцам на таких войнах относятся плохо, и пленный из «Донбасса» или подобного бата не мог рассчитывать на снисхождение.
Рядом – фото парня в десантной форме. От него остались мыльница и зубная паста, бритва, телефон и очки. Судя по набору, все это взято из дому или из казармы – видно сильно обгорел или, когда нашли тело, уже ничего там особо не осталось.
Дальше – от человека остались значок ВДВшника, гильза и фотографии с ним еще живым. Почти все погибли летом и осенью 2014 года – многие при выходе из Иловайска. Есть и киборг, и убитый под Зайцево, и один, нашедший покой у Широкино. Но в основном – лето и осень 2014 года.
Читаю скупые строчки описания –«убит в бою на переезде у трех «соседей», одно описание на троих – «полегли вместе»…
Я вспоминаю те места – степь, поля, в них терриконы – земляные холмы из породы, поднятой при строительстве шахт. Иногда на терриконе что-то отсвечивает, и непонятно, брошенная это кем-то на вершине бутылка или снайпер готовится. Как-то, заглохнув под Старобешево, мы минут 40 торчали на виду у такого террикона и гадали, подстрелят или нет. Машина наша «кипела», в поле с подсолнечниками сойти и поваляться нельзя – даже на обочине могли быть мины. Поэтому мы перешли под какое-то дерево и там и прятались. В итоге я сообразил посмотреть на верхушку террикона с помощью своего «дальнобойного» объектива – никого живого там не было.
Гражданские водители проскакивали опасные участки на скорости в сотку – считается, что снайпер не сможет так попасть в машину. А тут – на переезде группу положили из засады. Притормозили, видимо. По списку, потери в ходе боя то ли 12, то ли 13 человек. Наверняка, кто-то истек кровью в поле, не дождавшись помощи. А то и сам уполз, обливаясь кровью, в кукурузу, чтобы не сдаться.
Я вспоминаю поездки в прифронтовой полосе и нейтралку на закате – в это время легко напороться на чью-то диверсионную группу или мародеров. Грохнут как одни, так и другие – можешь даже не разобрать, кто. Убьют тебя или по глупости или чтобы захватить машину. И за пару суток в мозг въедается привычка – сидя рядом с водителем и работая «штурманом», ты не отрываешь глаза от кустов с обеих сторон впереди – что там мелькнет или блеснет. Привычка эта остается еще на несколько дней после возвращения в Одессу – и ты старательно мониторишь «зеленку» из окна маршрутки.
Следующий стенд – остались кусок телефона и складной нож. Погоны, шевроны, наручные часы… Бурых пятен нет – похоже, что-то отмыли, а что-то действительно из дому или казармы.
Фотографии по верхам – поля, сожженные колонны.
Экспозиция завершается – последний портрет. В полумраке тихо ходят две бабушки, смотрят фото и обсуждают, что совсем молодых ребят убили. На противоположной стороне Морвокзала – выставка картин. А тут – мертвецы. И табличка на ящике – «Неизвестный боец. Погиб в зоне АТО–3277». У этого и фотографии не осталось.
С той стороны Морвокзала – жизнь и красота. В этом – остались фотографии, мыльницы, зубные щетки и запах смерти лета 2014 года.
Автор, фото: Максим Войтенко. 
Подписка на PRAWWWDA